Татьяна Толстая «Кысь»
Татьяна Толстая родилась в 1951 г. в Ленинграде. Закончила классическое отделение филологического факультета ЛГУ. С 1974 г. живет в Москве. Начало литературной работы относится к концу 1970-х годов. В 1987 г. вышел сборник «На золотом крыльце сидели…»
Роман Татьяны Толстой «Кысь» долгое время ожидался, предвкушался, анонсировался и в самом конце 2000 г., наконец-то, появился. В таком появлении был немалый момент расчета на «последний роман» уходящего века и уходящего тысячелетия.
Замысел романа, по замечанию самой Татьяны Толстой, родился под впечатлением от чернобыльской катастрофы, произошедшей в 1986 г. Итак, произошел глобальный взрыв, что же будет делать человечество в этой ситуации? Таков отправной вопрос для построения «Кыси» Т. Толстой.
В центре внимания автора городок Федор-Кузьмичск, окруженный кривыми странными лесами, полями с подозрительно ярким разнотравьем, какими-то утробными топями и прочими радиоактивными диковинками. После Взрыва уцелевшие существа представляют собой нечто химерическое. Обитатели городка отягощены различными последствиями: «У кого руки словно зеленой мукой обметаны, будто он в хлебеде рылся, у кого жабры; у иного гребень петушиный али еще что. А бывает, что никаких Последствий нет, разве к старости прыщи из глаз попрут а не то в укромном месте борода расти учнет до самых колен. Или на коленях ноздри вскочат»
Население Федор-Кузьмичска складывается из голубчиков, родившихся после взрыва, перерожденцев – «Волосатые, черные – страсть. Вся шерсть по бокам в колтуны свалямши. Морды хамские». До взрыва перерожденцы были блатниками («сервант зеркальный, телевизор «Рубин» – трубка итальянская, стенка югославская – шурин достал, санузел раздельный, фотообои золотая осень,плитка трехконфорочная, холодильник двухкамерный, пиво баночное, водка на лимонных корочках, помидорки кубанские, огурчики эстонские с пупырышками, паюсную ели, зернистую западло держали». Кроме голубчиков и перерожденцев были «прежние», это – интеллигенция, пережившая Взрыв, и теперь после Взрыва «прежние» не старятся и не умирают собственной смертью: «Это уж так: ежели кто не тютюхнулся, когда Взрыв случился, тот уж
после не старится. Это у них такое последствие. Будто что в них заклинило»
По мысли Т. Толстой, мир после техногенной катастрофы как бы возвращается к той точке отсчета исторического существования России, где, собственно говоря, и начинается техническое развитие страны. Т.е. в состояние допетровской Руси, в состояние доевропейской культуры, в стихию фольклора и языческого сознания. Язык «Кыси» и стремится соответствовать такой фольклорно-языческой стилистике. Поэтому мир голубчиков полон
фантастическими существами, главным из которых является «Кысь»: «На севере – дремучие леса, бурелом, ветви порты цепляют, сучья шапку с головы рвут. В тех лесах, старые люди, сказывают, живет кысь. Сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно: кы-ысь! кы-ысь! – а видеть ее никто не может. Пойдет человек так вот в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! И хребтину зубами: хрусь! – а когтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет»
Основой экономики голубчиков, живущих в Федор-Кузьмичске является мышь: главный продукт питания, меновая рыночная единица. Из мышиных шкурок шьется одежда, из мышиного сала топятся свечи и т.д.
Главный герой «Кыси» Бенедикт – сын «прежней» (его мать в жизни до Взрыва получила университетское образование) и голубчика. Сам Бенедикт хотел податься в истопники, небольшую, да власть иметь в своих руках в виде углей, за которыми приходят прозевавшие в своей избе голубчики. «Да вышло по-матушкиному. Уперлась: три, говорит, поколения ЭНТЕЛЕГЕНЦЫИ в роду было, не допущу прерывать ТРОДИЦЫЮ»143. Бенедикт выучил азбуку и пристроен работать в Рабочую Избу, переписывать в берестяные тетрадки то, что сочинил Федор Кузьмич. А это и проза, и стихи:
Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины
Полны свежей мглой; Не пылит дорога,
Не дрожат листы… Подожди немного, Отдохнешь и ты.
Или:
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Или:
О весна без конца и без краю! Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь, принимаю, И приветствую звоном щита!
После переписывания берестяные тетрадки продаются на базаре простым голубчикам. Пользуясь утратой культурной памяти у голубчиков, Федор Кузьмич приписывает самому себе все сохранившиеся тексты, запечатленные в старопечатных книгах и собранных у него в библиотеке. Простым голубчикам иметь старопечатные книги строго запрещено. Вначале причина запрета была в радиации, которую накопили в себе книги. Затем причина изменилась: уже безрадиационные книги, в качестве источника культуры, информации,
исторической памяти, должны принадлежать лишь сильным мира сего. Так информация является условием формирования среды существования голубчиков, способом манипулирования массовым сознанием обитателей Федор-Кузьмичска.
И здесь «наибольшему мурзе» противостоит Никита Иванович, из бывших интеллигентов, а ныне – Главный Истопник (огонь он добывает собственным дыханием, такое ему досталось Последствие). Он по-своему желает восстановить прерванную культурную традицию. Никита Иванович по всему городку начал ставить столбы с надписями «Никитские ворота»,
«Волхонка», «Кузнецкий мост», «Страстной бульвар», «Арбат» и т.д. Это топонимы Москвы. И Никита Иванович, хочет, чтобы живущие ныне голубчики восстановили культурно-историческую память. Именно культурно- историческую, поскольку социально-государственная память, видимо, сохранилась у голубчиков на генетическом уровне. И в своем социальном устройстве голубчики, по-прежнему, ориентируются на восток: «На севере – дремучие леса, бурелом, ветви переплелись и пройти не пускают <…> На запад тоже не ходи. <…> На юг нельзя. Там чеченцы. Сначала все степи, степи – глаза вывалятся смотреть, – а за степями чеченцы. <…> Нет, мы все больше на
восход от городка ходим. Там леса светлые, травы долгие, муравчатые. В травах – цветики лазоревые, ласковые…»144 Эта ориентация на Восток не только географическая, но государственно-устроительная: всякий чин, обладающий властью, зовется «мурзой», ну а Федор Кузьмич – «наибольшим мурзой».
Поэтому городок Федор-Кузьмичск, лежащий ныне на месте бывшей Москвы, в качестве образца организационной государственной структуры вновь имеет восточную тиранию. История, вернувшаяся вроде бы после Взрыва вспять, вновь оказалась в традиционной государственной колее.
По сюжету романа Бенедикт женится на Оленьке, которая в Рабочей Избе рисовала картинки в берестяных тетрадках, и становится зятем Генерального Санитара Кудеярова. В доме у Кудеярова Бенедикт обнаруживает большую библиотеку старопечатных книг и становится заядлым читателем. Он поглощает все книги без разбора, начиная с романов и заканчивая
«Маринадами и соленьями», с Платона до «Плейбоя». Читая книгу, Бенедикт находится как будто бы под гипнозом: «Вот читаешь, губами шевелишь, слова разбираешь, и вроде ты сразу в двух местах обретаешься: сам сидишь али лежишь, ноги подогнувши, рукой в миске шаришь, а сам другие миры видишь, далекие али вовсе небывшие, а все равно как живые. Бежишь, али плывешь, али в санях скачешь: спасаешься от кого али сам напасть задумал, – сердце колотится, жизнь летит…»145 Однако наступает такой момент, когда все книги до одной оказались прочитанными. А читать по второму разу Бенедикту скучно, не интересно, перечитывать книгу он не умеет: «Пробовал прежние книги перечитывать, да это же совсем не то. Никакого волнения, ни трепета али
предвкушения нету. Всегда знаешь, что дальше-то случилось; ежели книга новая, нечитанная, так семь потов спустишь волнуючись: догонит али не догонит?! Что она ему ответит?! Найдет он клад-то? Али вороги перехватят?! А тут глазами по строчкам вяло так водишь и знаешь: найдет; али там догонит; поженятся; задушит; али еще что»146. Ему нужна лишь непосредственная, первичная реакция на сюжет.
Лишившись источника волнения и трепета, которых он не испытывал в жизни, Бенедикт, вооружившийся крюком двуострым и лозунгом «Искусство гибнет!», отправляется на охоту за старопечатными книгами к голубчикам, а затем вместе с Кудеяровым «делает революцию», свергая Федора Кузьмича. В конце концов, Бенедикт поставлен перед выбором: гибель человека или гибель книг. И он выбирает гибель Главного Истопника ради сохранения книг.